Ошибки в вашем тексте: юристы должны знать русский язык? Юристы должны знать русский язык

Недавно, выступая в суде, я был вынужден процитировать фрагмент решения суда первой инстанции, который я обжаловал. Я зачитал этот фрагмент, и председательствующий судья попросил меня: «Пожалуйста, помогите мне найти это в тексте решения». Я ответил: «Это седьмая страница решения, восьмой абзац сверху, уважаемый суд. Или пятый снизу, если вам так будет удобнее».

Судьи принялись увлеченно подсчитывать абзацы, чтобы найти заинтересовавшую их цитату. А я задумался вот над чем: к большому сожалению, мы – сообщество российских юристов – не умеем писать юридические документы так, чтобы они были легкими в восприятии, понятными по содержанию и удобными по форме.

Например, то, что произошло со мной в отечественном суде, не могло бы случиться, например, в суде английском. Развитая культура написания юридических текстов предполагает, что и решения суда, и процессуальные документы стороны содержат нумерацию не только страниц, но и абзацев «внутри» текста. Это делает очень удобным ссылки на эти документы.

Я бы мог просто сказать: «Это написано в параграфе 35 решения, уважаемый суд».

Я думаю, что любой, кто, не имея юридического образования и не будучи связан с практической юриспруденцией, читал отечественные юридические тексты (будь то законы или другие нормативные акты, судебные решения, претензии, иски и жалобы, составленные юристами), удивлялся, почему же они не просто не удобны для прочтения, но еще и написаны на удивительно дурном языке?

Я – хотя и являюсь профессиональным юристом с двадцатилетним стажем – это недоумение вполне разделяю. Какие основные претензии у меня есть к русскому юридическому языку? (Дальше я не буду выделять различные виды юридических документов, хотя у каждого из них свои «родовые травмы», а постараюсь дать комплексный взгляд на проблему).

Канцелярит. Почему-то среди обывателей считается, что язык юристов – это птичий язык, не понятный и не доступный обывателям. Язык сложный и запутанный, лукавый и многозначный.

Но ведь в действительности это совсем не так! Юриспруденция – это искусство поиска справедливого решения для конфликтов, которые возникают в обществе. Уже поэтому она не может оперировать языком, который не понятен обывателям. Ведь иначе они просто не примут тех решений, которые исходят от юристов. И которые юристы адресуют не друг другу, а людям.

Характерной особенностью современного письменного русского юридического языка является агрессивная эксплуатация такого стиля как канцелярит, причем в его самом отвратительном, отталкивающем виде.

Разумеется, юридический язык не предполагает использования просторечий или жаргонизмов, но он далек от того, чтобы наводнять тексты нагоняющим тоску языком бюрократии. Особая его примета – это постоянное использование выражения Российская Федерация (это очень метко подметил мой коллега А. Верещагин).

«В соответствии с законодательством Российской Федерации земельные участки, находящие в собственности Российской Федерации, могут быть предоставлены в пользование гражданам Российской Федерации, а также юридическим лицам, зарегистрированным в соответствии с законодательством Российской Федерации, на основании актов органов государственной власти Российской Федерации, а в случаях, предусмотренных законом – органами власти субъектов Российской Федерации…». 

Узнаете стиль? Это и есть тот самый отвратительный канцелярит, о котором я говорю. Как бы я написал этот текст? «Закон устанавливает, что распоряжение публичными земельными участками осуществляется федеральными органами власти, а в отдельных случаях – региональными властями».

Ошибки в вашем тексте: юристы должны знать русский язык? Юристы должны знать русский язык

Почему канцелярита так много в нашей письменной юридической речи? Рискну предположить, что попытка «спрятаться» за бездушным канцеляритом происходит от неуверенности авторов текстов в своих силах, в умении увлечь читателя и повести его за собой. Показать читателю подлинное право, которое – как говорил знаменитый римский Юрист Цельс – является «искусством добра и справедливости».

Боязнь юридических абстракций. Эта особенность юридических текстов современного периода нашей юридической истории. Она стала очень заметной с начал десятых годов, максимально проявив себя в законотворчестве.

Вместо того, чтобы формулировать абстрактные правовые предписания, отечественные законодатели (точнее – авторы законодательных текстов, они не всегда совпадают с законодателями) очень любят максимально пространные  формулировки, уводящие в мелкие детали.

  По моим наблюдениям, в конце 90-х средний размер статьи закона (структурной единицы нормативного акта) составлял 10-12 строк, статья обычно состояла из 2-3 пунктов. Сейчас же статьи содержат по 8-10 пунктов, причем размер статьи нормального акта – это 60-70 строк.

Обычно такое «масштабирование» законодательных текстов объясняется тем, что при более детальном регулировании остается меньше для усмотрения правоприменителя (чиновника, судьи), а стало быть – меньше поля для коррупции.

Увы, но это так не работает. Язык как средство выражения человеческой мысли изначально несовершенен и многозначен. Слова имели и будут иметь несколько значений, а жизнь настолько сложна, что охватить детальными формулировками все возможные в будущем ситуации не удалось еще никому.

Отказ от абстрактных юридических формул (которыми были знамениты те же римские юристы, оцените, например, красоту в высшей степени абстрактного принципа «никто не может передать прав больше, чем имеет  сам»; ни один современный русский делатель законов не способен создать такое) в пользу избыточной детализации сыграл злую шутку с отечественным правоприменением.

Когда судья или чиновник сталкивается с тем, что в детальной и огромной (на 2 или 3 страницы) статье закона нет прямого ответа на нужный вопрос, что он сделает? Скорее всего, он скажет, раз вопрос прямо не урегулирован, значит «нельзя», «не положено», «не имеет права» и проч.

Это естественное следствие стремления к детализации и отказа от абстрагирования в юридических текстах. Юридическая абстракция подталкивает к размышлениям, избыточно детальная норма убивает их.

Раз в подробном тексте законодатель что-то не урегулировал, то значит, он не хотел это допустить в принципе.  

Разумеется, аргумент о коррупции сильный, однако, как мне кажется, он из серии «с водой выплеснули ребенка». Невозможно полностью убрать усмотрение – не только судейское (оно доминирует, например, при оценке доказательств), да и чиновничье.

Борьба со злоупотреблениями таким усмотрением ведется иначе: через независимые судебные инстанции, сменяемость власти, свободные и демократические выборы, наличие независимых СМИ и проч. Это тезис, возможно, скучен своей банальностью, но верен.

Неумение формулировать абстрактные юридические максимы сыграло очень дурную шутку с разработчиками «путинских поправок» к Конституции.

Юридическое сообщество надрывало животы от смеха, следя за беспомощными с интеллектуальной точки зрения потугами «делателей» этих поправок написать норму о том, что целью законодательной политики является, помимо прочего, защита интересов детей.

Это вылилось в удивительную по своей безграмотности фразу о том, то «дети являются важнейшим приоритетом государственной политики». Как будто «язык государствообразующего народа» не является родными для человека, написавшего эту нелепицу…      

Избыточное цитирование. Тот, кто хотя бы раз читал отечественные судебные акты, обязательно должен был удивиться тому, что мотивировочная их часть на 70% состоит из … простого цитирования положений законов.

Причем релевантность такого цитирования относительно невысока, суды предпочитают выстрелить пулеметной очередью из десятка абзацев цитат, даже не утруждая себя объяснениями, почему они считают эти нормы подлежащими применению в деле.

И обычно только после этих многочисленных абзацев идет очень короткий собственный вывод судьи – «На основании вышеизложенного суд приходит к выводу о том, что …». 

Ошибки в вашем тексте: юристы должны знать русский язык? Юристы должны знать русский язык

Если выкинуть всё это цитирование из российских судебных актов (а сами акты обычно объемом 8-10 страниц, приговоры по уголовным делам намного больше из-за описания обстоятельств дела и доказательств), то вся юридическая мотивировка и сведется к этому самому пресловутому абзацу.

Почему так? Видимо, все дело в том, как устроена судебная статистика в России и так называемый «учет отмен судебных актов». Для судьи отмена его судебного акта – это большая неприятность, чем больше отмен, тем выше вероятность того, что это негативно скажется на карьерных перспективах судьи.

Разумеется, чем больше ты напишешь в судебном решении «от себя», вложишь в него каких-то индивидуальных размышлений и рассуждений, тем выше вероятность того, что вышестоящая инстанция не согласится с ними. Не согласиться с тем, что со статьей такой-то закона такого-то написано так-то, сложно.

А вот не согласиться с мыслью, позицией, мнением – очень даже просто. А раз так, то и вероятность получить отмену увеличивается.

И это приводит к тому, что судье проще «спрятаться» за безликим и бессмысленным цитированием законов, чем писать что-то о том, что он в действительности думает по поводу того, что написано в законе или об обстоятельствах дела.

Боязнь высказывания своего мнения. Это фактически продолжение предыдущего тезиса. И это одна из самых позорных черт языка наших судебных актов.

Русский судья никогда не выскажет свое мнение от первого лица: «Я, судья, думаю, что … Я полагаю, что … . Меня не убедил аргумент … ».

Русские судьи спрячутся за безликим «суд»: «суд решил», «суд полагает» — даже тогда, когда судья действует единолично.

Почему так? Почему судьи так боятся «индивидуализировать» свое детище – решение? Может быть, потому что тогда решение слишком персоналистским, а брать на себя лично бремя подлинной власти – власти судьи – представители отечественного судейского корпуса не привыкли (такой традиции у нас нет с 1917 года), да и побаиваются: вдруг кто-то наверху решит, что судья возомнил о себе, что «он тут власть»?!

Мне могут возразить: таковы наши традиции, так всегда писали. На это я возражу, что наличие каких-то традиций само по себе ничего не значит, традиции приходят и уходят.

Читайте также:  Можно ли оформить целевой займ по месту работы под материнский капитал?

Мне кажется (может быть, и несколько наивно), что если бы высший суд России ввел бы в нижестоящих судах Стандарт написания судебных решений от первого лица, то злобных и бесчеловечных судебных актов стало бы меньше.

Все-таки людям свойственно не демонизировать себя лично.  

Неряшливость и небрежность в оформлении. Первое, что обычно искренне поражает русского юриста, когда он сталкивается с документами, подготовленными его английскими, швейцарскими, голландскими или немецкими коллегами, это аккуратность – если не сказать изящность! – исходящих от них юридических документов, будь то, меморандумы, процессуальные документы, судебные решения и проч.

Ошибки в вашем тексте: юристы должны знать русский язык? Юристы должны знать русский язык

Нумерация абзацев (для удобства ссылок), удобные межстрочные и межабзацные интервалы, разбивка на логические блоки, комфортный шрифт и проч. Документ становится «воздушным», его легко читать, он не навевает скуку.

Ошибки в вашем тексте: юристы должны знать русский язык? Юристы должны знать русский язык

Русские же юристы пока освоили только дурную практику агрессивного использования курсивов, жирного шрифта и подчеркивания текста. Получается, честно говоря, какое-то деревенское барокко, тяжелое для глаза и трудное для понимания. Любой, кто видел Исковое заявление, написанное русским адвокатом средней руки, меня поймет.  

Ошибки в вашем тексте: юристы должны знать русский язык? Юристы должны знать русский язык

Важный аспект обсуждения проблемы русского юридического языка такой: почему все так плохо? Ответы на этот вопрос будут, кажется, различаться в зависимости от сферы практической юриспруденции и от юридической профессии.

Законотворцы пишут плохо, потому что они, с одной стороны, преследуют благие цели негодными методами.

И еще потому что искусство создания юридических абстракций требует образования и знаний, а авторы законов сегодня – это или чиновники средней руки, или нанятые интересантами законопроектов юридические консультанты, не имеющие навыков законотворчества.

Судьи пишут плохо, потому что судье важно не показать то, почему он – как судья, носитель власти – так решил разрешить спор, а важно, чтобы вышестоящий суд решение не отменил.

При этом высшая судебная инстанция России – Верховный суд – в основном, тоже плохо пишет судебные акты (хотя над ними уже нет вышестоящего суда). Скорее всего, просто потому что судьи этого суда в основной своей массе – носители советской традиции юридического канцелярита и бессмыслицы.

 Их так научили в семидесятые, они так привыкли и переучиваться не хотят. Да им это и не надо. Ибо, как нам иногда говорят досужие грамотеи, «у нас не прецеНдентное право».

Практикующие юристы пишут плохо, потому что на юридических факультетах юридическому письменному языку просто не учат (у нас нет аналога курса Legal Writing, который есть в западноевропейских университетах).

Хорошо, если студент – будущий юрист читает много классической (изданной до 1917 года) юридической литературы на русском (тогда он приобретает чувство языка и понимает, что канцелярит – это враг юриста, а не союзник).

Хорошо, если студент владеет английским или немецким и может читать судебные акты, например, Верховного суда Англии, США или Германии и знает, как должны высказываться судьи при разрешении спора.

Хорошо, если у студента (на практике ли или в ходе стажировки) найдется наставник, который научит его как правильно структурировать тексты. Но это, очевидно, вопрос везения…

Что можно с этим делать? Как сделать письменную юридическую речь – а, стало быть, и право – к широким кругам граждан, то есть, к тем, ради которых юристы собственно и существуют?

Во-первых, необходим как воздух курс юридического письма как обязательный элемент бакалаврской программы для юристов. Через пять-шесть лет это даст молодое поколение юристов, которые будет владеть нормальным базовым юридическим русским языком.

Во-вторых, Верховный суд должен немедленно заняться работой над собой и быстро и радикально улучшить качество своих судебных актов, прекратить обильное и ненужное цитирование, начать транспарентно излагать мотивы принимаемых решений.  И, разумеется, призвать всех судей всех судов сделать то же самое.

В-третьих, аппарат и комитеты Государственной думы должны занять принципиально негативную позицию по поводу «инструкциоподобных законов» и отклонять их как написанных с грубыми нарушениями правил законодательной техники.

Звучит как фантастика? Конечно. И, разумеется, ничего этого в ближайшее время в России ожидать не стоит. Потому ценность права, ценность правовых знаний, добросовестности юриста в нынешней России очень невелика.

И я не вижу, почему такое бедственное положение должно измениться.

Намного важнее «красивая» статистика, умение копипастить обвинительное заключение в приговор и навык написать слова «Российская Федерация» семь раз в одном предложении.

Но, я уверен, так будет не всегда. И когда-нибудь мы увидим судебное решение, в котором судья напишет: «Этот аргумент прокурора меня совершенно не впечатлил, потому что он противоречит простому здравому смыслу».   

В.П. Тябин. Нужно ли юристам знание русского языка?

В. П. Тябин

[email protected]

Аннотация: на примерах продемонстрированы орфографические ошибки, допускаемые журналистами и редакторами СМИ. Вскрыты некоторые причины данных ошибок. Показано неверное использование юристами неологизмов и иных заимствованных слов.

  • Ключевые слова: русский язык; орфографические ошибки; неологизмы; толкование терминов.
  • Do I have the knowledge of the lawyers of the Russian language?
  • V. Tjabin
  • [email protected]

Summary: the examples demonstrate spelling mistakes made by journalists and media editors. Revealed some of the reasons of these errors. Displaying misuse of lawyers and other neologisms borrowed words.

Keywords: russian language; spelling; neologisms; the interpretation of terms

_____________________________________

Прошлый 2015 год был объявлен Годом русской литературы. Думаю, никто не станет возражать, что русская литература немыслима без знания русского языка.

Специально не будем акцентировать внимание на вопросе: какого русского языка? Кто-то по роду своей деятельности, использует официально-деловой стиль, кто-то – производственно-технический, иные – литературно-художественный и т. п.

Я не против использования телеграфного стиля в художественном произведении, как например, в романе Д. Глуховского «Метро 2035». Дело вкуса, о котором даже латиняне не спорили. Лишь бы слова использовались по своему значению.

21 февраля страна отметила День родного языка. А если русский является родным языком? Должен ли я отмечать этот праздник или же мне следует терпеть до 6 июня, когда вся страна будет (я надеюсь!) отмечать День русского языка? А владеем ли мы русским языком?

Создаётся впечатление, что в СМИ только ведущие радиостанции «Радио 7» Рубен Акопян с Евой Корсаковой, да главный редактор портала «Говорим правильно» Владимир Пахомов ратуют за чистоту русского языка, за сохранение языковых традиций.

Читая произведения массовой периодической печати, слушая радиопередачи, нередко задаюсь вопросами: а кто учил журналистов и учились ли они вообще, а если учились, то по каким учебникам?

Глава Комитета по безопасности и противодействию коррупции Госдумы Федерального Собрания Российской Федерации И. Яровая предложила ввести единый учебник по русскому языку, ибо, по её мнению, падение качества знаний в области русского языка стало катастрофическим [1]. С этим трудно не согласиться. Можно назвать несколько причин снижения уровня грамотности населения России.

Первая причина – это патологическое преклонение перед западной «системой» образования, согласно которой учат «чему-нибудь и как-нибудь» и замена этой «системой» нашего классического образования.

Пример: в испанском университете Овьедо начали читать курс, который называется «Кто эта девушка? Мадонна и современная поп-культура» [2]. Думаю, что этот опыт надо перенимать и нашим университетам.

После изучения дисциплины, допустим, «Шнуров и его место в становлении современного русского языка», выпускников будут брать нарасхват в любые отрасли народного хозяйства, особенно, завхозами.

Вторая причина – это система преподавания, состоящая в зубрёжке, которая привела к незнанию грамматики. Режет слух, когда по радио ведущий заявляет, что фармацевты нашли новые «обезбаливающие» средства. Нет в русском языке слова «обезбаливать», есть «обезболивать», производное от слова «боль», а не «бал».

Такие же «шедевры» мы встречаем и в прессе. Например, в газетной статье присутствует фраза: «Представители сильного пола сосредотачиваются и прикладывают все усилия для борьбы с недугом» [3]. Журналист – автор статьи не знает, что глагол «сосредоточиваться» происходит от слова «точка», а не «тачка».

Журналистка пишет в статье: «Чтобы сгладить, разочарование от того, что не удалось побыть репеем, я полюбовалась на фото среднестатистического россиянина…» [4]. Диву даёшься тому, что журналистке (!) неведомо, что творительный падеж от слова репей будет репьём, а не репеем.

Я догадываюсь, что профессионалы в настоящее время не востребованы. Проще взять выпускника «арбузолитейного» или «заборостроительного» вуза и назначить журналистом.

Поэтому не удивительно, что встречаются такие перлы, как «классический способ засолки помидор в пакете» [5] или «Британская студентка из России ездит на учёбу на “Мерседесе”, покрытом одним миллионом страз» [6].

Читайте также:  Предоставление земельных участков из земель сельскохозяйственного назначения

Эти выражения равносильны фразам «в соревнованиях приняло участие большинство спортсмен» или «на встрече присутствовало множество журналист». Стыдно журналистам не знать окончаний родительного падежа существительных «помидоры» и «стразы».

Неужели, и редакторы этих изданий не знают русского языка, пропуская такие ляпы? ЗАТО можно встретить такой шедевр, как «брызгов шампанского», хотя родительный падеж от слова «брызги» будет «брызг».

Редактор (!) раздела о моде в репортаже о коллекции Егора Зайцева сообщает: «Основная тема коллекции – милитари – раскрыта бушлатами, папахами и обвязанными на манер патронтажей шарфами…» [7]. Печально сознавать, что редактор не отличает патронаж (регулярное оказание лечебно-профилактической помощи) от патронташа (сумки либо перевязи с гнёздами для ружейных патронов).

Третья причина – использование в текстах заимствованных слов – неологизмов, не зная их толкования. Победитель всероссийского конкурса «Директор школы» в интервью сообщает: «Педагог должен быть в тренде» [8]. Тренд – это тенденция, а тенденция в русском языке – это «1. Направление развития, склонность, стремление; 2. Замысел, идея, какого-нибудь изложения, изображения; 3.

Предвзятая, односторонняя мысль, навязываемая читателю, зрителю, слушателю» [9]. Попробуем перевести фразу победителя конкурса – директора школы на русский язык: «Педагог должен быть в направлении развития, склонности, стремлении», остаётся выяснить: «В стремлении к чему?» Не таких ли «педагогов» имел в виду М.

Булгаков, вложивший в уста Полиграфа Полиграфыча Шарикова фразу: «Желаю, чтобы все!»

Ещё хуже обстоит дело с правовой грамотностью журналистов – четвёртая причина безграмотности. Чего стóят такие перлы, как «непреднамеренное убийство», «убийство по неосторожности» и т. п. [10]? Часть 1 ст. 105 УК России толкует «убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку». Стало быть, если нет умысла, то это уже не убийство, а причинение смерти по неосторожности.

Вспоминаю, как в одной из серий многосерийного фильма «Возвращение Мухтара» следователь (!) даёт задание стажёру съездить к фигуранту по уголовному делу и «составить протокол дознания». Съёмки проводятся на Украине.

Может быть в украинском уголовно-процессуальном законе и есть такое процессуальное действие, но в российском законодательстве его нет.

Интересно, киноработники подключали к написанию сценария и производству киносъёмки «консультанта» с каким образованием и опытом работы? Явно, отставника правоохранительных органов без опыта оперативной либо следственной работы.

Видимо некоторые наши юристы руководствуются в своей деятельности не нормами русского языка, не толковыми словарями (я пользуюсь словарями преимущественно до 1990 года выпуска), а терминологическим аппаратом малограмотных «журналистов» и «редакторов».

Иначе, как можно объяснить появление в Уставе Российского федерального центра судебной экспертизы при Министерстве юстиции Российской Федерации, утверждённом приказом Министра юстиции Российской Федерации от 26 апреля 1995 года пункта з) раздела II, согласно которому РФЦСЭ «совместно с Управлением экспертных учреждений Министерства юстиции Российской Федерации организует апробацию и внедрение новых научных разработок, изучает результативность их использования в экспертной практике».

Случайность? Но п. 8 Положения от 17.01.

1986 «Об апробации научных разработок и внедрении их в экспертную практику судебно-экспертных учреждений системы Министерства юстиции СССР», утверждённого Минюстом СССР, гласит: «Апробация – это проверка на экспериментальном (а в случае положительных результатов – и на экспертном) материале положений и выводов научных разработок, в результате которой подтверждается или опровергается возможность и необходимость их использования в экспертной практике».

В п. 9 положений, выносимых на защиту, диссертант пишет, касательно оценки заключения экспертизы: «Оценка достоверности выводов сложных, нетрадиционных видов экспертиз, ещё в полной мере не прошедших апробацию временем…» [11].

В данных контекстах термин «апробация» спутан с терминами «опробование, испытание». Апробация, как устанавливает толковый словарь [12] есть «одобрение, утверждение», то есть имеет нормативное содержание. Слово «апробация» – не синоним, а омоним слова «опробование». Но как звучит: вместо банальных «опробование, испытание» – научный термин «апробация»? Неважно, что неграмотно, зато красиво.

В чём состоит ошибка? Апробация новых научных разработок не возложена на РФЦСЭ (совместно с Минюстом России) никаким федеральным законом.

Разработка экспертных методов и методик, а также рекомендации по их использованию – это частная деятельность одной из федеральных служб совместно с одной из правительственных организаций в России, не более того.

Взять, хотя бы, в качестве примера методику установления абсолютной давности, «созданную» в недрах ВНИИСЭ-РФЦСЭ.

В системе правоохранительных органов внутренних дел (единственная правительственная структура, которая готовит экспертов-криминалистов на профессиональном федеральном уровне [13]) запрещено производство такого рода экспертиз. Наверное, это сделано не случайно. Но это, как говорит Леонид Каневский в программе «Следствие вели», – уже совсем другая история.

Кстати, полемика по поводу содержания и правомерности применения термина «апробация» уже рассматривалась в предыдущем выпуске журнала Энциклопедия судебной экспертизы [14].

Или возьмём слово «апелляция». Одна моя знакомая в бытность заместителем начальника Московской академии МВД России рассказывала следующую историю.

Когда на экзаменах по русскому языку абитуриенты получали «неуды», им предлагалось написать апелляцию. Что только не изобретали несостоявшиеся курсанты: апиляция, опиляция, даже эпиляция.

Возмущённым родителям показывали «эпиляционную жалобу» их чад и вопрос о причине «неудов» отпадал сам собой.

Простительно абитуриентам, но в интервью журналистке А.

Заозерской [15] подполковник милиции в отставке писательница Александра Маринина сообщает: «Например, я воспитана на классической музыке, и мой мозг апеллирует классическими образами, ритмами, что, конечно, хорошо, только рано или поздно приводит к трафаретности мышления».

Возникает вопрос: кто же безграмотный – журналистка А. Заозерская, редактор выпуска или сама писательница А. Маринина? Апеллировать – 1) обжаловать какое-либо постановление, 2) обращаться к какому-либо авторитету [12] – никак не согласуется с «классическими образами».

Можно, конечно, до хрипоты спорить, доказывая, что русский язык – это не догма, а изменяющееся, вечно развивающееся во времени социальное явление.

Но я сразу перестаю верить человеку, не владеющему классическим русским языком, не к месту, использующему неологизмы, расставляющему ударение в словах случайным образом, как это делал, например, бывший президент бывшего Советского Союза М. С.

 Горбачёв. И эти разговорные «жемчужины», к несчастью, стали нормой русского языка для отдельных лиц.

Подводя итог, отмечу, что если развитие русского языка пойдёт таким образом и дальше, то вскоре выражение: «Кто стучится в дверь моя? Видишь, дома нет никто?» из шутки перейдёт в категорию общепринятой нормы языка.

А жаль!

Литература:

1. Учебник должен быть один // Metro. № 12 (19/3175). 09.02.2015. – С. 17.

Орфоэпические нормы в речи юриста: профессиональный жаргон или ошибка

Алтунянц Э.А.,Буров И.М.студенты 1 курса РГУП

Профессия юриста сегодня очень популярна. Это связано с возросшей ролью закона, который применяется в различных сферах жизни. При этом бытует мнение, что профессиональному юристу достаточно лишь безупречно знать статьи закона и уметь применять их на практике. Однако это не так.

Избегание неправильной трактовки закона, приводящей порой к юридической ошибке, профессиональная грамотность — это, безусловно, важно. Но настоящий юрист избегает ошибок не только юридических, но и языковых как в письменной, так и в устной речи.

И если на письме ошибки встречаются все‑таки реже, то в устной речи их даже у опытного юриста, к сожалению, достаточно.

Устная речь юриста переполнена типичными ошибками. Особенно часто мы можем услышать это в монологах на судебных заседаниях — нарушения лексических, грамматических, синтаксических норм и, как самое распространённое, — отступление от орфоэпических и акцентологических норм.

При этом стоит отметить, что сами юристы в большинстве случаев признают, что делают лексические и грамматические ошибки, но отрицают наличие ошибок орфоэпических.

Подобное отступление от норм они обосновывают тем, что это вовсе не ошибка, а их профессиональная особенность.

И здесь возникает своеобразная дилемма: неправильное применение произносительных норм — это ошибка или все‑таки профессиональный юридический жаргон?

  • Чтобы найти ответ на данный вопрос, необходимо понять, что же из себя представляют орфоэпические и акцентологические нормы.
  • Орфоэпические нормы — это «совокупность кодифицированных правил и норм устной речи, обеспечивающих её соответствие грамматическим базисам языка, которые, в свою очередь, систематизируют звуковое оформление речи в соответствии с нормами, исторически закрепившимися в современном русском литературном языке» [1].
  • Наиболее частотны в языке юристов ошибки, связанные с твёрдым или мягким произнесением согласных в иноязычных словах.
  • Например, правильно произносить мягко:
  • не [тэр] мин, а [т»эр] мин,
  • не юриспру [дэн] ция, а юриспру [д»эн] ция,
  • не [рэй] тинг, а [р»эй] тинг,
  • не кор [рэк] тный, а кор [р»эк] тный,
  • не па [тэн] т, а па [т»эн] т.
  • Иногда трудности возникают и в других случаях:
  • при отсутствии непроизносимого согласного (не нужно произносить «лишние» звуки — инци (н) дент, юрис (т) консульт);
  • произнесение сочетания [шт] в слове «что» и его производных — ни [шт] о, потому [шт] о, [шт] обы;
  • произнесение сочетания [шн] на месте букв «чн» в некоторых обязательных случаях — коне [шн] о, ску [шн] ый, скворе [шн] ик.
  • Наряду с орфоэпическими следует выделять акцентологические нормы –«нормы ударения, которые закреплены в орфоэпических словарях» [2]. Как известно, «русское ударение нефиксированное (разноместное) и подвижное (перемещается в разных грамматических формах одного и того же слова)» [3], поэтому зачастую могут возникать пары слов, в которых одно несет нормативное ударение и используется в литературном языке, а другое — ударение, встречающееся в профессиональной речи, например:
  • алкогОль (общеупотребительное) — Алкоголь (проф., у медиков),
  • кОмпас (общеупотребительное) — компАс (проф., у моряков),
  • добЫча (общеупотребительное) — дОбыча (проф., у горняков),
  • руднИк (общеупотребительное) — рУдник (проф., у горняков),
  • шассИ (общеупотребительное) — шАсси (проф., у летчиков),
Читайте также:  Как определить порядок общения с ребенком отца?

Искра (общеупотребительное) — искрА (проф., у шоферов).

Следует запомнить: профессиональные варианты не являются нормативными, они не входят в ряд общеупотребительных слов, оставаясь в сфере ограниченного употребления.

Словари зачастую дают профессиональные жаргонизмы как неправильный вариант: так, в «Орфоэпическом словаре» п/ред. Р. И. Аванесова неправильными названы варианты «Алкоголь», «дОбыча» и «шАсси».

И только «искрА» — как профессионализм.

Теперь посмотрим, какие наиболее распространённые акцентологические ошибки допускают в процессе своей практики юристы.

Неверно Верно
внЕсено внесенО
возбУждено возбужденО
Договор договОр
Исковое исковОе
обеспечЕние обеспЕчение
осУжденный осуждЁнный
прИвод привОд
прИговор приговОр
прОтокол протокОл
средствА срЕдства
уведомИть, уведомлЁнный увЕдомить, увЕдомленный
  1. ходатАйство,
  2. ходатАйствовать,
  3. ходатАйствовал,
  4. ходатАйствующий
ходАтайство, ходАтайствовать, ходАтайствовал, ходАтайствующий
Эксперт экспЕрт

На наш взгляд, это именно ошибки. Прежде всего потому, что в нормативных словарях (в том числе в словаре Аванесова) нет варианта «осУжденный», а слово «ходатАйство» указано как «грубо, неправ.».

Кроме того, надо учитывать, что юрист в своей профессиональной речи непосредственно использует всего несколько стилей: публицистический, научно-публицистический, научный, официально-деловой. И все эти стили исключают вариативность или использование профессионального жаргона, на чем так настаивают юристы.

Можно ли все‑таки отождествлять нарушения орфоэпических и акцентологических норм с профессиональными жаргонизмами? На наш взгляд, однозначно нет.

Профессиональный жаргон — это «слова и выражения, свойственные речи той или иной профессиональной группы» [4].

Профессиональные жаргонизмы тем и отличны, что они используются только конкретной группой людей, они не являются обязательными для всех говорящих, как акцентологические и орфоэпические нормы.

Профессиональный жаргон может быть понятен только представителям конкретной профессиональной группы, но непонятен другим людям.

При этом жаргонизмы относятся к сугубо сниженной лексике, которая не может употребляться в ранее упомянутых стилях.

Помимо этого, профессиональные жаргонизмы образовываются на основании ассоциаций одних слов с другими, на основании синтеза нескольких схожих по смыслу и значению слов, с помощью замены слога или слогов, использование переноса для приписывания особого значения. Именно на этом основании можно утверждать, что ошибка в употреблении орфоэпических норм — это не профессиональный жаргон.

В заключение хотим обратить внимание, что орфоэпические и акцентологические нормы — это не бессистемный набор слов, а именно кодифицированная совокупность правил.

На это в своей статье «Современный русский литературный язык» указал филолог Лев Владимирович Щерба: «если разнородное, бессистемное по существу новое зальет литературный язык и безнадежно испортит его систему», тогда неизбежно наступит «конец литературному языку». Именно этим объясняется общеобязательность орфоэпических норм в речи каждого говорящего.

Ведь если говорящий не будет соблюдать эти нормы, то внимание слушателя будет акцентироваться не на внутренней, а на внешней составляющей текста, будет нарушена логическая целесообразность, без которой любые коммуникативные взаимодействия не имеют смыслового завершения.

Таким образом, образцовое употребление юристом орфоэпических и акцентологических норм позволяет сделать его речь правильной, лаконичной, четкой, понятной. Эти нормы являются общеобязательными для каждого, а для юриста особенно. Ведь ошибки в произношении мешают воспринимать содержание речи, вызывают непонимание и даже заставляют усомниться в его профессиональной компетентности.

Значимость культуры речи для юриста

Человека оценивают по его речи. Юрист – одна из тех профессий, в которой грамотность приобретает особое значение.

При этом важно отметить, что юрист должен обладать двумя видами грамотности: правовой компетентностью и грамотностью с точки зрения русского языка.

Первая проявляется в профессионализме юриста, в знании законодательной базы и актуальных изменений в правовой среде. Второй вид грамотности – в уровне знания языка права. Именно о грамотности с позиций русского языка пойдёт речь в данной статье.

Уровень осведомлённости граждан о юридических терминах невысокий, однако ситуация осложняется, если неправильный понятийный правовой аппарат имеют юристы, для которых пренебрежительное отношение к культуре речи может быть фатальным.

Что такое культура речи? Это «владение языковой нормой устного и письменного языка», а также «умение использовать выразительные языковые средства в разных условиях общения» [1, с. 119]. В целом она показывает, насколько человек владеет языковыми нормами и какой уровень речевого развития имеет.

Не случайно, по глубокому убеждению А.Ф. Кони, «юрист должен быть человеком, безупречно владеющий нормами литературного языка, у которого общее образование идет впереди специального» [2, с. 154]. Собственное правотворчество юристов – результат некорректного использования терминологии.

Рассмотрим примеры грамматических, орфографических и орфоэпических ошибок, допускаемых юристами.

Грамматические ошибки в виде подмены правовых терминов приводят к искажению смысла юридических конструкций. К примеру, в профессиональной речи юристы могут неправильно использовать паронимы (паронимы – это слова, сходные по звучанию и морфемному составу, но имеющие различное лексическое значение).

Это касается таких понятий, как «обязательный» и «обязательственный». «Обязательный» по толковому словарю С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой означает «безусловный для исполнения; непременный», а обязательственный образуется от «обязательства» (к примеру, обязательственные права) [3, с. 442].

Так, раздел III части I Гражданского Кодекса Российской Федерации посвящён общим нормам именно обязательственного права, различным договорам.

Другой пример – синонимы «неодолимый» и «непреодолимый» (то есть такой, что нельзя одолеть, могучий). В результате неверного употребления термина в условия договора включают «обстоятельства неодолимой силы», тогда как Гражданским Кодексом предусмотрено понятие непреодолимой силы (по статье 401 «чрезвычайные и непредотвратимые при данных условиях обстоятельства»).

В результате искажения терминов появляются и новые виды договоров между «арендатором» и «арендуемым» [4, с. 51]. В то время как законодательно закреплены термины «арендатор» (наниматель) и «арендодатель» (наймодатель).

Более того, понятие арендуемого в целом использовать некорректно, поскольку по договору аренды (имущественного найма) арендодатель (наймодатель) обязуется предоставить арендатору (нанимателю) имущество за плату во временное владение и пользование или во временное пользование.

Следовательно, объектом договора аренды может быть вещь, а не человек-арендуемый.

Одна из наиболее распространённых грамматических ошибок – неверное употребление окончаний во множественном числе. Распространённый пример – «договорА» вместо «договорЫ».

Нарушением норм русского языка являются также ошибки в предложениях с деепричастными оборотами: «Уже находясь в местах лишения свободы, ему исполнилось 18 лет» [5, с.156].

Важно помнить о правиле, согласно которому деепричастный оборот обозначает добавочное действие подлежащего.

Из этого следует, что деепричастный оборот можно заменить придаточным предложением: «Ему исполнилось 18 лет, когда он находился в местах лишения свободы».

Орфографические нормы не менее важны в речи юриста, чем грамматические. Так, в зависимости от контекста можно написать «кАмпания» (избирательная) и «кОмпания» (фирма). Для правильного выбора буквы нужно должным образом понимать смысл слова.

От смысла предложения зависит и  употребление сочетаний «Привести в соответствие» и «в соответствии с». Можно «привести документ в соответствие требованиям официального стиля речи», но «сделать документ в соответствии с требованиями официального стиля речи».

Также в качестве примера можно привести неверное использование предлогов. Так, предлог «вследствие» часто путают с существительным с предлогом «в следствии»/«в следствие».

Предлог «вследствие» пишется слитно, на конце буква «е»; означает причинную связь: «Прекращение трудового договора вследствие нарушения установленных настоящим Кодексом или иным федеральным законом правил заключения трудового договора» — гласит статья 84 Трудового Кодекса Российской Федерации.

А предложения «В следствии недостаточно улик» или «В следствие были добавлены новые показания свидетелей» имеют иное значение, в данном контексте речь идёт о существительном «следствие» и предлоге «с».

Распространённой ошибкой является нарушение орфоэпических норм.

Орфоэпические нормы — это «совокупность кодифицированных правил и норм устной речи, обеспечивающих её соответствие грамматическим базисам языка, которые, в свою очередь, систематизируют звуковое оформление речи в соответствии с нормами, исторически закрепившимися в современном русском литературном языке» [6]. Так, в контексте уголовного права актуально привести пример «осУжденный» вместо верного произношения «осуждЁнный». Ошибками являются «обеспечЕние», «ходатАйство», «осведомИть», «дОговор», «Эксперт» и многие другие.

Таким образом, грамотная речь юриста играет большую роль в его профессиональной деятельности. Культура речи юриста важна для умения вести переговоры, консультировать граждан, публично выступать, логично и аргументировано излагать свои мысли.

«От уровня культуры речи каждого юриста напрямую зависит престиж правоохранительных органов, органов правосудия и профессии в целом» [7, с. 37].

«Русский юридический язык» имеет полное право на существование, а грамотное использование правил русского языка и применение их на практике – Залог повышения профессиональных качеств юриста.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Adblock
detector